СУБЪЕКТИВНО
Россия продолжает импортозамещение и держит курс на технологический суверенитет. Но картина получается интересная. Если регионы от критического импорта, в среднем, зависят не сильно, то по отраслям ситуация иная. А перспективы и вообще туманные.
В конце марта в Институте статистических исследований и экономики знаний (ИСИЭЗ) НИУ ВШЭ составили рейтинг регионов по уровню импортозависимости. Средний показатель, с учетом вклада в региональную экономику, оказался вроде бы вполне терпимым – 5,8%. (Тюменская область – 3,3%.)
Совсем другая картина по отраслям. Так, автомобилестроение зависит от импорта на 25%, производство резинопластмассовых изделий на 18%, транспортных средств – на 16%, машин, оборудования и фармацевтики – на 15%.
Как отмечает директор центра «Российская кластерная обсерватория» ИСИЭЗ Евгений Куценко, «чем активнее регионы привлекали зарубежных инвесторов, строили новые заводы и формировали новые отрасли специализации в предыдущие 20 лет, тем сложнее оказалась их экономическая ситуация в 2022 году». По словам эксперта, дальнейшее развитие таких регионов зависит от привлечения замещающих инвестиций из дружественных стран, а также от участия в конкуренции за федеральные ресурсы для достижения технологического суверенитета.
Акценты эксперта не случайны. Инвестиции дружественных стран, которые замещали бы – какие и откуда? Наверное, приток денег друзей в нынешней ситуации дело скорее политическое. Возможно, потому Россия парадоксально лидирует по инвестициям в Иран, обеспечивая две трети вложений в эту страну. С конкуренцией за федеральные ресурсы всё тоже непросто. Наши читатели знают, что бизнес в прошлом году потерял 3,7 трлн. руб. прибыли и вряд ли наверстает упущенное. И что «дыра» в федеральном бюджете растёт пока что непредсказуемо. По плану Минфина, годовой дефицит 2,93 трлн., но на 8 марта он добрался до 3,3 трлн. Штопать «дыру» всё труднее. Даже на облигации федерального займа всё меньше традиционно охочих. Как правило, их чаще, подрывая свои балансы, скупают банки, но проку экономике от этого мало. Хорошо бы сначала России добиться финансового суверенитета, а уж потом мечтать о технологическом…
Однако на прошлой неделе глава Минфина Силуанов заявил, что в марте дополнительные поступления в бюджет составили 2,5 трлн., и «…что запланировано на этот год, все будет обеспечено деньгами».
Силуанов не пояснил, откуда взялись дополнительные деньги. По словам Евгения Надоршина, главного экономиста ПФ «Капитал», заявление министра довольно неоднозначное: «Сейчас правильно называть эти деньги единым налоговым платежом, учитывая, что он собирает уже подавляющую часть налогов на конец месяца, - говорит эксперт. - Но 2 трлн за раз кажется все равно многовато. Возможно, кто-то уже выплачивает какие-то отсрочки, которые получал, в том числе в 2022 году, может быть, он решил сделать это раньше в силу каких-то причин, не тянуть, не продлевать, или какие-то сроки истекли».
К тому же, по словам Силуанова, в конце марта, помимо регулярных налоговых платежей, поступает налог на прибыль за предыдущий год.
В правительстве, да и отдельные эксперты, аномально высокий дефицит называют статистическим: дескать, авансировались многие расходы всего года, зато дальше они сократятся. Однако риски и неопределенности слишком высоки. И, судя по прошлому году, далеко не все инвестиции бюджета идут в дело. Стало быть, не приносят казне ожидаемого дохода.
Чиновники оптимистично ссылаются на то, что в феврале падение экономики замедлилось, хотя она всё еще в отрицательной зоне. По итогам февраля промышленность упала на 1,7%. Но буквально через несколько дней после таких заявлений обнаружился очередной сюрприз. На прошлой неделе Минэк в оперативном докладе объявил, что за январь-февраль экономика упала на 3,2% (в 2022 г. – на 2,1%), а промышленность – на 2%. В перспективе это может обернуться урезанными доходами бюджета.
К тому же Росстат не замечает некоторые огорчительные факты. Солидная доля экономики приходится на металлообработку, где прячется оборонка – заводы увеличили выпуск по её заказам в январе-феврале на 40%. А от этой продукции, как понимаете, ждать доходов федеральному бюджету не приходится – лишь в региональные идёт налог с «физиков». Тем более, экспорт наших вооружений за последние годы упал на треть. Еще один вычет из казны - Банк России закончил 2022 год с убытком в 721,7 млрд руб., - более чем в 27 раз выше, чем годом ранее, рекорд за всю историю регулятора. Для самого Центробанка не катастрофа, однако, 75% прибыли он отправляет в бюджет.
Или, например, экономисты Европейского университета (Санкт-Петербург) оценили общие издержки преступности за 2021 г. в 1,75 трлн. или в 1,3% ВВП. Бюджет всех этих денег не лишился, поскольку оценки субъективные: разброс мнений пострадавших от 66,3 тыс. до 175,5 тыс. руб. На столько нужно увеличить годовой доход человека, чтобы вернуть удовлетворенность жизнью на прежний уровень. За 2022 г. преступность, по данным МВД, немного сократилась, но издержки экономики если даже и снизились, то незначительно. Об этом стоит судить по двум показателям. Впервые за 20 лет на 4% выросло количество убийств и покушений на убийство. Как следствие, о страхе стать жертвой преступления сообщили 42,5% респондентов. Даже психологически травмированный человек с прежней эффективностью работать уже не будет, а значит экономика, а следом и казна что-то потеряли.
Чиновники ссылаются на то, что есть еще Фонд национального благосостояния. Хотя и прежде валюту из него изымали, печатая по курсу рубли, но всё же ликвидную часть кубышки ниже 7% ВВП не опускали. На прошлой неделе правительство приостановило до 1 января 2024 г. это ограничение, мотивируя необходимостью использовать 2,2 трлн руб. на приоритетные проекты, в том числе – окупаемую инфраструктуру и антикризисные меры. Не говорит ли этот шаг о том, что надежды уложиться в прогнозный дефицит бюджета маловероятны? Тем более что уже запущенные инфраструктурные проекты, по оценкам экспертов, могут подорожать на 2 трлн. руб.
По Сеньке и шапка. Хотя инвестиции в основной капитал предприятий выросли на 4,6%, это примерно вдвое хуже 2021 г. Причем, одни регионы нарастили вложения более чем в 1,5 раза, но другие снизили на треть. Удручает и тот факт, что упала доля собственных средств предприятий. Это, говорят эксперты, сработала неопределенность будущего. В 2023 г. большинство региональных бюджетов окажутся несбалансированными, что может привести к росту общего долга. Такой прогноз озвучил и.о. заведующего лабораторией бюджетной политики Института им. Гайдара Александр Дерюгин. Прогноз эксперта подтверждают свежие данные Минфина: в 2022 г. существенный госдолг субъектов увеличивался, в начале марта 2023-го составив почти 2,9 трлн руб. Рост к аналогичному периоду 2022-го 17%.
Урезанные инвестиции предприятий пока замещают деньги бюджета. В целом, их объем в 2022 г. вырос в 1,3 раза, но – в действующих ценах, а там сидит инфляция.
Но это – общие оценки, а дьявол как всегда прячется в деталях. Сектор обработки получил меньше на 6,2%, в том числе, вдвое просели инвестиции в производство автотранспорта. Антон Свириденко, директор Института экономики роста, считает это негативным сигналом «для структурной перестройки экономики в условиях санкций».
Что говорить, инвестиции важны, но не всё в них упирается на пути к технологической независимости. А здесь премьер Михаил Мишустин, выступая недавно в Госдуме с отчетом о результатах деятельности правительства в 2022 г., подчеркнул важность обработки и ключевую роль центральной отрасли – станкоинструментальной. Её обновленную стратегию Минпромторг планирует представить во втором квартале. Как ни странно, предыдущую стратегию на 15 лет подготовили всего 2 года назад, однако она не работает. В мае 2022 г. на уровне правительства расширили перечень системообразующих предприятий электроники и тяжелого машиностроения, чтобы они получали льготы по финансированию и кредитованию. Но, по словам Георгия Самодурова, президента ассоциации «Станкоинструмент», в перечень «забыли» включить станкостроение, хотя каждое предприятие отрасли системообразующее. Забывчивость чиновников тем более удивительна, поскольку состояние отрасли оставляет желать…
Один из главных вызовов, по словам Самодурова, износ основных фондов до 65%. Более половины оборудования эксплуатируется 25-30 лет, а доля наукоёмкого и высокотехнологичного, да еще работающего не более пяти лет, всего 4-7%. Понятно, что подобное «железо» не справляется с резко выросшими заказами.
Если же говорить обо всей промышленности, то, по словам Антона Кирьянова, члена Совета ТПП РФ по финансово-промышленной и инвестиционной политике, около 18 тыс. крупных предприятий, большинству из которых 50-80 лет, нуждаются в обновлении основных фондов. Однако без денег, что называется, не туды и не сюды. «Цикл изготовления продукции 6-12 месяцев, - говорит Самодуров, - привлекать займы под 12-18% годовых при рентабельности отрасли 5-7% нереально».
Другой вызов, по мнению Самодурова - с кадрами: «Сократились кафедры технических вузов, которые готовили специалистов в области станкостроения, технологий машиностроения, инструментальной подготовки, – говорит эксперт. – Предстоит восстановить систему профессионально-технических училищ, где получали профессии токарей, фрезеровщиков, сверловщиков, шлифовщиков, лекальщиков и т.д. В свое время федеральный Центр отказался их финансировать, а у регионов средств не было».
С Самодуровым согласен и Константин Бабкин, председатель Совета ТПП РФ по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики. Он сомневается, что заработает и обновлённая стратегия станкостроения:
– У инвесторов так и не появилось желание вкладываться в производство станков, молодежь не стремится получать соответствующее образование. Подготовка нового документа также не может изменить ситуацию… Не снижаются налоги, политика ЦБ по финансированию реального сектора также не изменилась. Пока нет ощущения, что у правительства есть воля поменять ситуацию, чтобы производства высоких переделов, в том числе и станкостроение, встали во главу угла.
«Ситуация со станкостроением в России не до конца понятна. И чтобы знать, каким потенциалом станочного парка мы вообще обладаем, в федеральный проект нужно ввести для начала раздел о всеобщей инвентаризации имеющихся станков стоимостью от 50 млн руб.», - сказал «НГ» первый вице-президент Российского союза инженеров и председатель совета директоров инжиниринговой компании «2К» Иван Андриевский.
Этот эксперт предлагает целую программу разворота к технологическому суверенитету, если уж браться всерьез. Необходим технологический маркетинг (разведка) за рубежом в отношении передовых станков и станкостроения вообще. В России следует основать государственное конструкторское бюро обратного инжиниринга (купили на Западе новейший станок, сделали его аналог у нас, пустили в серию). Наладить поиск и консолидацию инженерного состава, способного проектировать станки. Не лишним будет и появление главных инженеров страны по направлениям станкостроения. Частную инициативу стимулировать и дальше, но также создать около 10 «главных» (по направлениям) станкостроительных заводов под контролем государства. Логично основать и отдельный концерн «Станкострой», который займётся только станками и оснасткой к ним. Поднять все патенты в этой области через Роспатент – там много дельного материала.
Но хватит ли пороха такую программу осилить? Вопрос не риторический, поскольку напрашивается возврат к вызову по кадрам, отмеченному Самодуровым. Но уже не на уровне ПТУ и даже вузов. В Академии наук давно бьют тревогу насчет утечки мозгов. Если в 1990 г. в составе РАН работали 992 тысячи ученых, то теперь осталось чуть больше 340 тысяч. Правда, в целом по России, по данным ИСИЭЗ, исследователей чуть не вдвое больше. Однако их возможности подтачивает другая напасть: доля затрат на исследования и разработки с 1,09% ВВП в 2020 г. упала до 0,99% (37 место в мире).
Здесь напрашивается сравнение с Германией, которая тоже разворачивается к технологическому суверенитету, но – в сотрудничестве с остальными странами Европы. Так вот, затраты на исследования и разработки в 2021 г. составили там 3,1% ВВП, а к 2025г. их планируют поднять до 3,5%. Если же сравнивать по курсу нацвалют, разница и вовсе минимум в 2,5 раза.
Другая приоритетная цель Германии: долю ученых со степенями либо с высшим профобразованием в возрасте 30-34 лет с 50,5% на 2019 г. увеличить к 2025 г. до 55%. В России выделяется категория ученых не до 34-х, а до 39 лет, хотя давно известно, что светлые идеи чаще рожают именно молодые мозги. Говорится, что эта доля у нас растёт, но всё равно заметно скромнее немецкой – лишь 44% сегодня. К тому же и средний возраст исследователей весьма солидный – 46 лет. Кандидаты и доктора наук еще старше: в среднем за 50 и 64 года соответственно.
Для молодых ученыхГермании в рамках стратегии разрабатывают карьерные треки и условия, корректируя их каждые два-три года, чтобы сильнее мотивировать. В нашей Академии наук отмечают: в аспирантуры поступают 2-2,5% выпускников вузов, и около половины успешно заканчивают. Этого было бы вполне достаточно «для простого уровня воспроизводства кадров», говорится в докладе РАН. Но вскоре после начала карьеры 30-50% молодых людей уходят из науки в более привлекательные по части доходов сферы экономики. Намерения власти по этой части провалились: зарплату ученых до 200% средней по региону нередко поднимали весьма хитро: переводили их на полставки и благополучно отчитывались. Аудиторы СП указывали на малую эффективность господдержки молодых ученых: власти не могут понять, сколько инвестировать в каждого и какой эффект ожидать. В итоге, по словам главного ученого секретаря РАН Николая Долгушкина, Россия не может выполнить показатели нацпроекта «Наука», который ставил задачу увеличить число специалистов.
Вызывает сомнение и нацеленность господдержки только в расчете на одного исследователя. Ведь их зарплатами, а также оснащенностью лабораторий и НИИ дело не ограничивается. В связи с этим почему-то вспоминаются сталинские «шарашки» - научный ГУЛАГ, только без решеток и охранников. Чуть больше года назад Агентство стратегических исследований (АСИ) запустило программу «Новая миссия городов». В ней 149 городов из 15 регионов с высоким научно-техническим потенциалом, в том числе – наукограды.
В конце марта опубликована первая часть исследования, касающаяся кадрового голода в 18 городах-«пилотах». Им не хватает 7,5 тыс. специалистов. Вроде бы немного. Но если применить не «шарашкинский», а системный подход, учитывающий потребности этого класса людей еще и в сферах образования, культуры, инфраструктуры и т.д., то набегает нужда еще в 107 тыс. человек. А с учетом итогов переписи населения 2020 г., «1 домохозяйство – 2,1 человека» и вовсе получается 224,7 тысячи – «шоковый фактор для городов, большинство которых великой численностью населения не отличаются».
По нормативам, для приезжих нужно 6,25 млн кв. м. нового жилья, 225 детских садов и школ, 1775 больничных коек, 1133 врача и т.д. Но даже у лидеров-наукоградов, среди которых Кольцово, Дубна, Курчатов, Заречный, Королев, Обнинск и Саров (индекс комфортности — от 56,52 до 53,59), есть дефицитные и проблемные сферы. Самые же низкие показатели комфортности: Глазов (41) и Зеленогорск (35,89). В 14 из 18 городов обеспеченность жильём ниже среднего по России - 27,8 кв. м.; около 40% фонда введено до 1980 г.; только в 3-х городах объемы строительства выше показателя по региону в расчете на душу населения, зато его стоимость на 10% больше.
Все остальные города в «комфортном» минусе, некоторые - в глубоком: Глазов – 16% в сравнении с региональным центром, Циолковский — 19%, Обнинск — 24%.
Какие официальные программы достижения технологического суверенитета выстроены на основе системного подхода: от инвестиций до детских садиков? Как понимаете – вопрос риторический…
Игорь ОГНЕВ
