СУБЪЕКТИВНО
Начало в № 46.
«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Это высказывание барона Джона Эмериха Дальберг- Актона, английского историка и политика, давно стало афоризмом. Как нельзя убедительнее его объективность лишний раз подтверждает тысячелетняя история Византии, описанная Сергеем Дашковым.
Власть императора, стоявшего на вершине земной империи, организована по подобию иерархии «небесной», а потому священна и богохранима. Но право по-прежнему трактовало императорскую власть как персонификацию власти римского народа. И на протяжении всей византийской истории сохранялось причудливое «двоемыслие». «Поелику нет на земле никого, кто мог бы принуждать тебя к исполнению законов, то сам себя принуждай. Если ты собой будешь подавать пример уважения к законам, то сим утвердишь в подданных мысль о святости их, и предотвратишь надежду ненаказанности за их нарушение», – цитирует Дашков обращение к императору Юстиниану диакона Агапита.
Было еще одно «двоемыслие»: царь (василевс с греческого), начавший, по мнению людей, править дурно, не соблюдавший законов божеских и человеческих, считался тираном, что вполне служило оправданием попыток его свергнуть, хотя «право народа на восстание» византийские акты не содержали. Здесь нет противоречия. Правитель, пренебрегавший интересами народа (или впавший в ересь), переставал соответствовать должности, на которую избран, утрачивал «богохранимость» и право на власть. Императоров, которые правили страной «как своим домом», раздавая общественные средства или важные посты родственникам и друзьям (например, последняя династия Комниных), ромеи осуждали. История Византии, особенно ранней, знает не один случай, когда народ, шествуя в процессии или сидя на ипподроме, хоровыми декламациями порицал своего владыку. Последствия часто бывали кровавыми, цитирует Дашков историка: «…и когда рев «недостоин!» достигал ушей императора сквозь дворцовые окна, его дни обычно были сочтены». С 395-го по 1453 годы из 107 императоров только 8 погибли (случайно и на войнах) и 34 умерли своей смертью. Остальные либо отреклись под давлением или были убиты в ходе дворцовых переворотов и народом.
«Государство постепенно бюрократизировалось, пишет Дашков, количество чиновников росло. Хотя у жителя современной России, замечает автор, цифры могут вызвать улыбку: в IV в. весь аппарат управления империей насчитывал не более 40 тыс., а штат чиновников провинции 100-150 человек».
С одной стороны, сам Юстиниан разбирался с многочисленными жалобами простых людей. Они могли подойти к императорам на улицах, на стадионе и т.д. Однако обиженные в провинциях и даже в столице до императора просто не добирались. Совершенствуя структуры власти, Юстиниан неоднократно «чистил» аппарат, пытаясь бороться со злоупотреблениями чиновников и казнокрадством. В одной из новелл он так обращается к проконсулу провинции: «Новости дошли до нас о столь значительных злоупотреблениях, что их исправление едва ли может быть осуществлено одним человеком с большими полномочиями. И нам даже стыдно говорить, сколь неприлично ведут себя управляющие крупных землевладельцев, прогуливаясь с телохранителями, как они беззастенчиво крадут всё подряд… Государственная земельная собственность почти полностью перешла в частные руки, ибо она была украдена и разграблена, включая все табуны лошадей, и ни один человек не выступил против, ибо уста всех были остановлены золотом».
Поскольку, по словам Дашкова, коррупцией управлять невозможно, методы Юстиниана, вне зависимости от целей самого властителя, привели к возникновению своего рода «вертикали растления». «Легко представить, к каким злоупотреблениям в конечном итоге пришло византийское общество и какие средства были расхищены при реализации мегапроектов Юстиниана! Прокопий (историк того времени) пишет: «Когда он без околичностей истратил общественное богатство, он обратил свои взоры на подданных и немедленно отнял у большинства имущество, грабя и притесняя их без всякой причины, предъявляя обвинения тем, кто в Византии и в любом городе слыли людьми состоятельными. Одних он обвинял в монобожии, других – за связь со святыми девами или за иные запретные сожительства, иных – за побуждение к мятежу или за склонность к фракции прасинов (одна из партий), или за оскорбление его самого, или в надуманном преступлении… Позднее он придумал и нечто другое, превосходящее все, что мы слышали… Отыскав лиц, нанимавшихся за плату, назначал их на должности, наказав им за жалование, которое кои получали, отдавать ему все, что они награбят. Те же, получая жалование, совершенно безбоязненно отбирали и тащили всё со всей земли, и ходил кругами произвол наймитов, под личиной должности грабящих подданных. Итак, этот василевс со всей тщательностью всё время подбирал для этих дел поистине негоднейших из всех людей, всегда преуспевая в выслеживании таких злобных созданий, какие ему и требовались. Конечно, когда он назначал на должность тех первых мерзавцев, и злоупотребление властью явило на свет их прирожденную подлость, мы воистине удивлялись, как человеческая природа могла вместить столько зла. Когда же те, что со временем сменили их на должностях, сумели намного превзойти их, люди изумленно спрашивали друг друга, каким образом те, которые раньше слыли негоднейшими, теперь уступили своим преемникам до такой степени, что ныне казались по своему образу действий людьми прекрасными и добропорядочными. В свою очередь, третьи превосходили вторых разного рода пороками, за ними другие, с их новшествами в преступлениях, явились причиной того, что их предшественники начинали слыть честными людьми. Поскольку это зло росло и росло, всем людям довелось узнать на деле, что испорченность человеческой природы не знает предела, но, вскормленная знанием об уже совершенном и побуждаемая дерзостью, которую вдохновляет полная вседозволенность к тому, что причинять вред тем, кто попал к ней в руки, она неизменно достигнет таких границ, судить о которых способно воображение лишь оказавшихся её жертвой».
Зигзаги суперцентрализованного управления вызывали войны, сокращение городского населения и издержки централизации. Первые признаки распада фемного строя появились в начале X в. Всё больше стратиотов разоряются, их земли захватывают крупные землевладельцы – динаты. Законы грозили суровыми карами «сильным людям» за притеснение бедных, обогащение за их счет и использование служебного положения в целях стяжательства. Но «репрессивные антидинатские меры не принесли ожидаемых плодов. В середине XI в. страна испытала сильнейший кризис: её сотрясали мятежи, трон переходил от узурпатора к узурпатору, территорию отгрызали турки на Востоке, а норманны – в Италии. На какое-то время два императора новой династии Комниных, укротив междоусобицы и введя ряд преобразований в экономике и административном управлении, кардинально улучшили ситуацию. «Но к концу XII в. потенциал реформ иссяк. Византия пыталась удержать статус мировой державы, но теперь – впервые! – страны Запада начали явно превосходить её если не уровнем материально- технического развития, то, по крайней мере, способностью отстаивать свои интересы».
Дашков приводит любопытную цитату Шарля Луи Монтескье, оказавшего колоссальное влияние на умы европейцев эпохи Просвещения, где он проводит параллели падения Рима с Византией: «… так как слабоумие стало характером всего народа, то не было больше мудрости в предприятиях: мятежи возникали без причин, революции происходили без мотивов. Всеобщее ханженство уничтожило смелость в людях и привело в оцепенение всю империю…».
На этом фоне военные поражения усугубились мятежами, а в противостоянии с Западом Византия и вовсе пришла к катастрофе. В 1204 г. Константинополь взяли штурмом католические рыцари – участники 4-го крестового похода. Их войско насчитывало лишь 30 тыс., а в прекрасно укрепленном городе с огромным населением только мужчин, способных носить оружие, было несколько десятков тысяч. Однако нападавшие верно рассчитали: патриотизм у измученных бездарной властью ромеев притупился, а у императора Алексея V не было денег оплатить готовность наемников биться. И 12 апреля 1204 г. на улицах города показались конные рыцари.
Три дня, пишет Дашков, длился повальный грабёж. Даже после пожара, уничтожившего две трети Константинополя, наживы хватало за глаза. Рыцари брали всё, не щадя и христианских святынь. В храм Св. Софии они ввели мулов, чтобы нагрузить их сокровищами, животные пачкали древний мрамор пола испражнениями; драгоценные украшения, золотые и серебряные подсвечники и сосуды рубили мечами, чтобы потом задешево продать. «А прочие церкви в городе и вне города все разграбили», пишет историк-свидетель. Большинство статуй в городе переплавили в монету, многие высокочтимые христианские реликвии увезли на Запад, а часть оставшихся позднее латинские императоры продали туда же. На улицах лилась кровь, женщин победители насиловали чуть ли не на мостовых, невзирая на клятвы.
Император бежал на лодке, зимой явился к экс-василевсу Алексею III с предложением объединиться и вернуть престол. Но ему коварно выкололи глаза. Слепой изгнанник бежал в Малую Азию, где его схватили крестоносцы, привезли в Константинополь и казнили. Спустя 10 лет под турками-османами оказались остатки византийских земель. Империя пала, заключает Дашков.
Начался второй этап истории и столицы Византия (первое название Константинополя), колонии, основанной жителями греческих Мегар на берегу Босфора. В 324 г. император Константин во время сражения с армией августа Лициния в ходе Второй гражданской войны обратил внимание на выгодное расположение Византии и решил построить здесь второй Рим – новую столицу державы. И вот Константинополь, хотя формально и сохранял прежнее название, однако после провозглашения турецкой столицей новые хозяева неофициально переиначили на свой лад: Константинийе, или Истамбул. Цивилизованный мир с тех пор называл город просто Стамбулом. В 1930 г. Турция провозглашается республикой, двойное название древней столицы исчезает, и по указу Ататюрка Константинополь официально переименован в Стамбул. А 10 июля 2020 г. по указу президента Турции Эрдогана храм Св. Софии, самый большой в православном мире и памятник всемирного наследия ЮНЕСКО вновь стал мечетью Айя-София.
В современной России немало людей до сих пор лелеют славянофильскую мечту XIX в. о Москве – Третьем Риме. Однако никаких уроков мечтатели не извлекли из причин падения Второго Рима. А история, как заметил Гегель, повторяется дважды: первый раз – как трагедия, а второй – в виде фарса.
Юрий БУБНОВ
