СУБЪЕКТИВНО
Недавно в серии «ЖЗЛ» вышла книга «Императоры Византии» Сергея Дашкова, историка, экономиста и писателя. Прежде мои знания о Византии, образно говоря, ограничивались присказкой о втором Риме и претензиях России на третий Рим. Но книга, в основе которой, кроме изысканий самого автора, 716 источников, не только захватывающе интересна, но и весьма поучительна в наше время.
Из толстенного тома выделю несколько взаимосвязанных тем вокруг центральной: как утверждают современные историки, Византия миновала стадию феодализма. По крайне мере, на длительном отрезке своей истории. Дашков цитирует Ф.И. Успенского, выдающегося российского византиниста: «Восточная империя перестает быть продолжением римской с VII и, в особенности с VIII в., она становится представительницей византинизма».
К концу II в. масштаб завоеваний империи резко сократился, начал иссякать приток рабов, составлявших значимую производительную силу. Это привело к исчезновению рабства и вовлекало в производство все больше беднейших свободных граждан – особенно на Востоке, где мелкое земледелие и ремёсла были традиционны. Всё шире распространялся обычай наделять рабов имуществом, сдавать им в аренду землю и предметы труда. Постепенно социальный (но не юридический: римское законодательство строго разделяло рабов и свободных) статус этих рабов приближался к статусу свободных крестьян-арендаторов и ремесленников.
С середины VII в. формируется фемный строй – территориально-административное устройство, сродни нашим регионам. И Византия постепенно отходит от римской системы, основанной на разделении военной, гражданской и судебной властей. Во главе фем стояли стратиги, начальники фемного войска. Основой армии стали крестьяне-стратиоты, получавшие от государства землю на условиях несения военной службы. Но главная особенность, отличавшая Византию от Европы – централизованное управление государством и сильная императорская власть – сохранялась. Термин «феодализм», но с существенными оговорками, можно отнести лишь к поздней Византии. Да и то лишь потому, что внутренняя политика императоров того периода во многом поменялась сравнительно с их предшественниками.
В ранней же Византии частный сюзеренитет относительно свободных людей запрещался Кодексом Юстиниана, выдающего императора-реформатора. Кодекс из 12 книг вступил в действие в апреле 529 г. Он, в частности, провозглашал: защищать человека, покровительствовать ему может только государство.
Еще одно важное следствие реформ Юстиниана, заложенных в Кодекс – немыслимая для Запада вертикальная подвижность слоев населения. «Благородство» ромеев (коренного населения Византии, в основном – греков) определялось не столько происхождением, сколько личными качествами и статусом в императорской администрации. Сын хлебопека мог стать логофетом (главой ведомства) или наместником провинции, а потомок высших сановников окончить свои дни евнухом или простым писцом. К примеру, Юстиниан I Великий, тот самый реформатор, родился в семье земледельцев.
Новеллы Кодекса Юстиниана легли в основу не только всего 900-летнего византийского, но и западноевропейского средневекового права. Ревизиям, уточнениям подверглись важнейшие отрасли права: семейного и наследственного, собственности и уголовное. Будущие изменения законов имели один принципиальный запрет: не ухудшать положение людей. Например, император Роман I пополнил Кодекс новеллой, ограничивающей право динатов (землевладельческой знати) скупать землю там, где прежде её у них не было. Причем, у бедняков нельзя было покупать вовсе, а прочие участки – только после отказа родственников, соседей и т.д. Новелла также обязывала вернуть стратиотам участки, приобретенные у них за последние 30 лет, причем – бесплатно. Это не только укрепляло армию, в которую при нужде призывались стратиоты, но и аграрную экономику. В одной из новелл император так осуждал жадность динатов: «Те, которые получили от Бога власть и возвысились над толпой славой и богатством, вместо того, как это следовало бы, взять на себя попечение о бедных, смотрят на них, как на свою добычу, и досадуют, что не могут поскорее схватить её. Злоупотребление властью со стороны таких лиц не только увеличивает тяготы бедных и ведёт за собой восстания, преследования, барщину, притеснения, вымогательства, но служит к непосредственному и немалому государственному ущербу и вреду. Потому что именно крестьянское земледелие удовлетворяет двум существенным государственным потребностям, внося казенные подати и исполняя воинскую повинность…»
Линию на укрепление фемов продолжали и другие императоры, например, Василий II Болгаробойца, прозванный так за свирепость в войнах с Болгарией. При нем переписали всё имущество землевладельцев. Отдельная новелла отменила 40-летний срок давности, чем прикрывались магнаты, незаконно владевшие землей. С тех пор каждый собственник обязывался подтверждать право на землю либо документами, либо показаниями уважаемых свидетелей. В противном случае земля отбиралась и возвращалась бывшим собственникам либо их семьям и наследникам. Новелла обязывала крупных динатов еще и платить налоги за неспособных крестьян. Кроме того, во время двухлетнего неурожая император на 2 года отменил все налоги на сельхозпродукцию. Казна получила меньше доходов, но тысячи людей спаслись от голодной смерти.
Хотя законы предписывали не подрывать основы фемного строя, но, во-первых, не все императоры сами пунктуально их чтили. А, во-вторых, еще Юстиниан заложил в Кодекс принцип централизации власти, что соответствовало его идее: нет ничего выше и святее императорского величества. Об этом красноречиво говорят его высказывания: «Если какой-нибудь вопрос покажется сомнительным, пусть о нем доложат императору, дабы он разрешил таковой своей самодержавной властью, которой одной лишь принадлежит право истолкования Закона»; «воля монарха имеет силу закона»; «Бог подчинил императору самые законы, посылая его людям как одушевленный закон».
Высказывания Юстиниана – не его выдумка. Если в католичестве была изначально заложена идея «папацезаризма», то есть папа – наместник Бога на земле, то в христианстве восторжествовала идея «цезарепапизма»: царь, император – наместник Бога. Отсюда и «власть от Бога» доныне, она не может быть грешной, и такую власть, словно Бога, беспрекословно должен чтить всякий подданный. Поэтому, сравнительно с Византией, монархи Европы не имели столь широких полномочий.
Централизация власти, с одной стороны, принесла Византии немало преимуществ. К концу V в. земли Западной Римской империи вошли в состав варварских королевств, но большинство признавало владычество Константинополя. Упадок, постигший Запад, не распространился на Восток, где по-прежнему процветали ремесла, торговля, сельское хозяйство. Во всей Восточной империи, по сегодняшним оценкам, население превышало 20 млн! Выросли около тысячи городов, а крупнейшие – Константинополь, Антиохия, Александрия, Никомидия, Фессалоника и др. – насчитывали по несколько сотен тысяч жителей. Действовали водопровод, канализация, пожарная служба. Императоров оценивали еще и по таким критериям: сколько они построили церквей, приютов для сирых и убогих, больниц.
Еще больше от Запада отличало Византию культурное разнообразие. Разветвленный бюрократический аппарат требовал массу грамотных. Это невиданно подтолкнуло светское образование. Люди высокого положения стремились обучить детей, поскольку невежество препятствовало карьере, несмотря на заслуги предков. Правда, образование, по сегодняшним меркам – высшее, было доступно не всем, но в начальной школе мог учиться любой, по крайне мере, в городе. Были бы средства. В годы, когда Запад пребывал в «темных веках», многие ромеи приравнивали книгу к сокровищам, спорили о философии Платона и Аристотеля. В Константинополе с 425 г. действовали (с перерывами) университет, первоклассные по тем временам больницы, библиотеки. Хотя прорыва в естественно- научной сфере Византия не совершила, однако архитектура, математика, естественные науки, философия, медицина, музыка – все это сохранялось благодаря высокому уровню материального производства. Купцы плавали в Индию, на Цейлон, Малакский полуостров, в Китай, ходили в западные королевства и славянские княжества, для жителей которых империя служила своего рода «культурным маяком».
Но больше всего поражал воображение любого посетившего его впервые Константинополь. Дашков цитирует некоего путешественника: «Многие считают, что в нем находится треть золота и серебра всего мира, некоторые – что половина, а другие наделяют Константинополь двумя частями, приписывая третью часть остальному миру… Когда я прибыл туда и огляделся вокруг, помутился мой рассудок от созерцания столь многочисленных чудес. Я увидел там то, чего не видывал: бесчисленные облицованные мрамором храмы, внутри золотом расписанные, а снаружи свинцом покрытые, изображения четвероногих и пернатых тварей всякого рода, изваянные чудесным образом из меди и металла, а также театр, который греки называют Ипподромом, и храм Святой Софии, превосходящий в своей поразительности всё остальное вместе взятое».
Этого анонима продолжает историк: «Всё, что после падения Рима исчезло в Европе на века, продолжает жить и развиваться в Константинополе. Здесь были водопровод, ночное освещение, городская полиция и пожарная служба. Многое появилось здесь впервые в мире, например, больницы и странноприимные дома. В Городе было шесть крупных клиник, пятнадцать домов престарелых».
Но две тенденции: с одной стороны – укрепление фемного строя, прообраза современного местного самоуправления, а с другой – сверхцентрализация ресурсов в руках наместника Бога, в Константинополе, они разрывали империю на части. Сверхцентрализация, пишет Дашков, «отличала Византию от любого государства Европы (в этом смысле Византия чем-то напоминала сегодняшнюю Россию)…» что особенно проявилось в XII столетии. «Если раньше в Византии было много городов, то постепенно Империя превращалась в головастика, едва способного поддерживать собственную распухшую голову…, – писал столичному другу Михаил Хониат, митрополит Афинский: «Вы, пышные граждане Константинополя, не желаете выглянуть из- за своих стен, не хотите посмотреть на древние города, окружающие вас, вы посылаете своих налоговых откупщиков, с их зубами звериными, сами же остаетесь у себя, реки всех богатств стекаются в столицу, как в единое море».
Еще Юстиниан, пишет Дашков, совершенствуя структуры власти, неоднократно «чистил» аппарат, пытаясь бороться со злоупотреблениями чиновников и казнокрадством. Но и этот император, как и другие, на протяжении веков эту борьбу постоянно про- игрывал.
Продолжим в другой раз.
Юрий БУБНОВ
