О ЛИЧНОМ
«Одиночество – это прекрасная вещь, но должен быть кто-то, кто скажет вам, что одиночество – прекрасная вещь…» – это изрек кто-то из французов, поэтов, которых я переводил в Уральском университете для сдачи зачетов по иностранному языку.
Так сложилось: меня приняли в штат «Тюменской правды» 9 ноября 1984 года. Я только что отслужил офицером, комвзвода спецчастей ВВ. Два года в войсках. И за все это время не написал ни строчки. Хотя замполиты всех рангов «напирали» и просили прославить часть в дивизионной газете, окружной или даже центральной – «Красной звезде».
Мне это было неинтересно. Я принял командование взводом, и это стало важным и определяющим. Приезжал корреспондент из дивизионной газеты, пил коньяк с начальником политотдела части, тот давал ему ворох заметок от замполитов рот – полное сукно.
У меня был замполит батальона, капитан Титенков, умница. Он высшее образование получил в Питере. И был майор Жерносеков, начфизподготовки полка. Как-то они на меня вдвоем насели: почему я не могу написать о части в газету? Взял подшивку газет дивизионки, подшивку газеты Уральского военного округа «Красный боец» и, тыкая пальцем в эти выхолощенные бездарные тексты, где кроме сплошной лакировки действительности и лизания определенных мест начальству нет ничего. Ничегошеньки… Я не читал лекцию, просто заставил их вдуматься: «То, что здесь написано, на самом деле так?! Мы с вами в этой жизни варимся – вам самим не противно читать эти сказки?».
Не так давно открыл в соцсети «Одноклассники» группу «Поселок Северный. В/ч 3256». Отозвались многие мои однополчане. И Титенков с Жерносековым. Я уж забыл о том разговоре, а они, как оказалось, помнят. Много пацанов – бывших рядовых и сержантов моего третьего взвода – нашлись, и я был рад с ними общаться. У пацанов (какие уж пацаны – столько лет прошло!) все хорошо. Комбат отозвался: «Жека, пиши книгу, со здоровьем неважно, дожить бы…». Я комбату дал слово.
«Мы одиноки. И нам нет оправдания». Это цитата из эпатажной загогулины Сартра. Я взялся разрушить ее неумолимость. Через 25 лет после выпуска нашего курса Уральского журфака поднял на крыло всех своих однокурсников. Звонил, грозил, угрожал нелюбовью, ерничал и, не находя понимания, плевал в трубку…
Но я это сделал. Издал книгу «Меняю Е-бург на Свердловск», собрал 5 мая 2007 года человек 30 в Свердловске, на журфаке; повесил в коридоре стенгазету «Мы – лучшие!».
Видели бы лица тех моих друзей, с которыми мы не встречались четверть века!.. «Только такой сумасброд, как Тарасов, смог собрать нас да еще и книгу издать».
Это была не моя книга – ее написали мои друзья. Четверть века мы вполне обходились друг без друга. Выцарапывались – кто успешно, кто не очень – из своих проблем по одиночке.
На нашем курсе я был самый младший. Ну и – шебутной, так скажем. Решил собрать курс – тех кто сможет приехать в Е-бург, – и собрал: от Читы до Калининграда прибыли мальчики и девочки.
Когда мы ехали в автобусе на загородное ранчо, где нам накрыли стол и постелили постели, все уткнулись в книжки, которые я привез из Тюмени, и читали: то, что сами же написали о себе и друзьях.
Чуть позже, уже за шикарным столом после третьего тоста мои однокурсники решили, что фига ли нам – давайте встречаться каженный год и в год по книжке писать!
Я пытался протестовать, но… В 2008 году выпустил вторую книгу «Меняю Е-бург на Свердловск-2. Мы вместе невзначай, но, кажется, надолго».
Встречались каждый год.
Как-то редактор «ТП» Л.Н. Вохмина задала вскользь вопрос: «Жень, а ты не знаешь, куда деваются выпускники отделения журналистики ТГУ? Я не знаю, просто осмеливаюсь догадываться. Порой пишу незамысловатые тексты, но публикую их только в «Тюменке». Четко знаю – почему. Я – «вырос из многих шинелей», и одна из них – «Тюменская правда». Просто пишу изредка, что на ум взбредет, приношу редактору: «Пригодится – используй, нет – в корзину».
А почему молодежь не идет в печатные СМИ или не во все печатные из них – умный догадается. Рыночные отношения, господа и дамы, мальчики и девочки из моей юности, а потом и зрелости.
И мы, раз в полгода встречаясь на кухне у Виктора Егорова, и, как он выражается, «махора» (пьем крепкий чай и курим одну за другой), то ржем, то горюем. В том числе и о проблемах журналистики.
Лексеич – мой друг, он учился на журфаке, старше меня на два года, мы понимаем друг друга не с полуслова, по интонациям…
И он, и я бессильны. Он ушел в соцсеть «Фейсбук», пишет там, выращивает на своей даче тыквы и прочие помидоры и болт забил, выйдя намедни на пенсию.
Я написал в «Фейсбуке»: закрываю группу «Однокурсники», ухожу из других соцсетей – «ВКонтакте», «Одноклассники».
Книги, которые я писал, – убедился – нужны только мне. Да, ошибся… «ФБ» взорвался: у меня очень много друзей – от Калининграда до Майами. Писали разное… «Не уходи, Жека, твои посты – о жизни, только их и читаю».
Решение было принято. Я закрыл, повторюсь, все свои группы в соцсетях. Напоследок вышел в «Фейсбук» и написал короткий пост: «Ухожу из всех соцсетей, перехожу на бумагу».
Был шквал… «Тарасов, ты начнешь писать нам письма или книгу?!..»
Я не стал отвечать. Заблокировал комп и стал разбирать свой архив.
Письма… От девушек и женщин, которые меня любили. Старенький я уже – не хотелось бы, чтобы кто-то это читал, даже мой сын: слишком личное.
Я отправил всем своим девушкам их письма по почте. Было жаль – их строчки сохранял в войсках, в командирской сумке и потом…
Пришло время одиночества.
Оно началось давно – в середине 80-х. Меня, корреспондента отдела нефти, газа и геологии, вызвал редактор «Тюменки».
Утром разбудила жена: «Тебе Горбачев звонит».
– Да, Виктор Семенович.
– Машину я за тобой выслал, приезжай.
– Да.
Пять утра… В кабинете редактора собрались все.
– Володя Витман умер в Самаре. За Теребом – морг, за Селивановым – аэропорт, за Тарасовым – кладбище, за мной – все остальное.
– Поняли.
Тереб говорит:
– Цинк в морг на Котовского я увезу. Тарасов лучше этих ребят в морге знает.
– Пусть Женька встретит самолет, потом – морг и на кладбище.
«Труба…». Вышли от редактора и закурили.
– Что делать будем? – самолет только через три часа, редактор сказал, что привезут цинк.
Тереб:
– У тебя в кабинете в сейфе водка есть?
– Есть.
Треснули по рюмке с мужиками.
Редактор рано утром позвонил не всем: нам, кому он верил. Мы это сделали и сделали достойно.
Так сложилось… Я – об одиночестве. Похоронил всех своих друзей.
Когда умер Вовка Евтин, я нашел ему на Червишевском кладбище хорошее место – смотритель определил эту точку.
…Я уже не работал в «ТП». Утром играл с сыном в шахматы, жена дала телефонную трубку. Мне сказали, что умер Тереб. И меня ждут в редакции «Тюменки».
– Ирка, у нас в доме есть коньяк?
– Жека, не начинай! Что стряслось?!
– Друг умер…
Как это передать?.. Влад был немногословен. Мы в «ТП» сидели – два завотделами – стена в стену. Приходит ко мне Зот Тоболкин, я с размаха стучу в стенку. Влетает взъерошенный Тереб, видит Корнилыча, ухмыляется и бормочет:
– Мужики, я щас…
Метнется к себе, притаранит пару печенюшек, знает, у меня в сейфе на крайняк всегда есть водка.
– Пацаны, – говорю, – не распоясываемся. Я в номер пишу. Фатеев через полчаса меня загрызет!
…То я в стенку стучал, то Влад ко мне… Приходили люди, которым мы с ним были рады. За одним из этих «стуков» – Карачев, мой друг. Влетают в мой кабинет Евтин и Тереб.
– Жека, там человек погибает!..
– Это – к Бабенко, он у нас криминалом занимается.
– Дак Васька Гилев с голода подыхает!..
– С этого места – поподробнее…
Мы скинулись, купили хлеба, колбасы и пошли к Гилеву. Ничего хуже его жилища я не видел. Ничего ничтожнее человека – бывшего журналиста – не видел.
Всю жизнь так – был резок в принятии решений. Вызвал по телефону пятую бригаду, Гилева увезли в психбольницу, в Винзили. Потом его оттуда выпустили, он умер на скамейке напротив облТВ.
Потом мне позвонили и сказали, что умер Влад Евтин. Я взял на себя кладбище и поминки. Витька Логинов, в ту пору редактор «Тюменских ведомостей», помог с деньгами. Поминки по Евтину я устроил в облтелецентре.
Друг Николай Филимонов, в то время редактор журнала «Югра», попросил, чтобы я раз в месяц прилетал в Ханты-Мансийск и делал по три материала. Викторычу, если он попросит, отказать не мог.
Прилетаю как-то утром в Ханты, он встречает хмурый.
– Жек, извини, я не стал тебе звонить…
– Что такое?
– Корепанов умер. Похороны сегодня.
– Та-ак…
Я закурил.
– Когда ближайший рейс до Тюмени? Я лечу обратно.
– Жек, только после обеда…
Закурил опять. А хэ было делать? Корепан был моим другом. И Коля Филимонов был моим другом…
Это – как песок сквозь пальцы… Умом понимаешь, что это – данность, что все там будем. Сердцем – нет. Плакать я давно отвык. От этого не легче.
…Они мне звонили. Филимонов, Славка Селиванов. Говорили по 2-3 часа. Понимал: им надо выговориться. Да, я ощущал, что это безысходность одиночества. Моим друзьям не с кем было поговорить, они звонили мне.
Ничем не мог им помочь. Ничем… Просто говорил с ними. Одиночество…
Когда я хоронил Славку Селиванова, просто молчал… Шел дождь, а я молчал… Написал некролог в «Тюменке». Славкина жена Ольга раздала газеты родственникам… Я не мог говорить… Друг ушел…
Терпеть не могу поминки, где едят, пьют и пытаются что-то вякать. Ольга попросила, я поехал. Ни капли не выпил. При первой возможности – смылся.
Приехал домой, налил водки и застонал – наедине сам с собой…
…Друзья уходят как-то невзначай…
Друзья уходят в прошлое, как в замять,
А мы смеемся с новыми друзьями,
О старых вспоминая по ночам…
А мы во сне зовем их, как в бреду,
Асфальты топчем – юны и упруги…
И на прощанье стискиваем руки…
А руки обещают: я приду!
Но не прервать связующую нить.
Она горит во мне и не сдается.
Друзья уходят – чем их заменить?
Друзья уходят –
Что же остается?...
Одиночество…
НА СНИМКЕ: коллектив «Тюменской правды» в годы работы Евгения Тарасова. Сам он второй слева в последнем ряду.
Евгений ТАРАСОВ
